Во имя любви - Страница 50

— Я как перелетная птица. Сейчас живу в коттедже рядом с гаванью.

— Рядом с нами? Я не знала, что у тебя есть дом в Корнуолле.

— Это дом моего друга, он сейчас за границей и сдал мне его на время. Через пару месяцев у меня откроется персональная выставка, так что мне нужны покой и уединение. — Он понизил голос. — К тому же я хотел быть поближе к тебе. Когда мы сможем увидеться? Могу я прийти прямо сейчас?

— Я сама приду, — быстро сказала Джейн, — мне нужно немного прогуляться, а гулять без всякой цели я не люблю.

— Тогда прогуливайся по направлению к моему дому. Это последний коттедж у стены, ограждающей гавань, если идешь от деревни.

Джейн вернулась на террасу, и тетя Агата вопросительно посмотрела на нее. Услышав ответ, она издала неподражаемое фырканье и осведомилась:

— Все еще преследует тебя?

— Это мне льстит, — засмеялась Джейн. — Хотите пойти со мной?

— Гулять в моем возрасте? Иди одна! А если не придешь к ленчу, то обязательно позвони.

Следуя указаниям Джона, Джейн прошла вдоль небольшой рыболовецкой деревни к гавани и повернула налево, к низкой серой каменной стене, которая ограждала гавань от пляжа. Она шла, наслаждаясь видом деревенских домиков, которые усеивали весь полуостров. Дойдя до последнего коттеджа, она остановилась. Он точно не мог принадлежать рыбаку! Она залюбовалась домиком: фасад из белых клинообразных досок гармонировал с голубой дверью и наличниками, маленький садик удивлял обилием уже распустившихся цветов.

— Ну же, входи! — послышался голос Джона, и, взглянув вверх, она увидела его, выглядывающего из самого верхнего окна.

Помахав ему рукой, она прошла по широкой дорожке и оказалась сразу в главной комнате коттеджа. Она была несколько беспорядочно, но уютно обставлена: диван, несколько удобных стульев. Джейн, не задерживаясь, отправилась на второй этаж.

Джон был в запачканном краской свитере, который она помнила еще с тех времен, когда он рисовал ее портрет, его волосы были длиннее, чем когда она видела его в последний раз, но лицо излучало доброту и тепло, как и всегда.

— Джейн, — сказал он радостно, — как хорошо, что ты здесь.

Он провел ее в комнату, которая хотя была в два раза меньше, чем нижняя, но казалась больше, потому что была пуста. В одном углу стоял мольберт и старый стол, заваленный кистями и красками; по всей комнате стояло несколько полотен с пейзажами.

— Так вот где ты творишь свои шедевры?

— Некоторые из них! Моя лучшая работа еще впереди — если ты этого захочешь.

— А при чем здесь я? Чем я могу тебе помочь?

— Позволив мне написать тебя.

— Ты уже рисовал меня.

— Тот портрет не закончен, и я не хочу его заканчивать.

— Но он был так прекрасен.

Он пожал плечами:

— Он был стереотипным. Ничем не лучше, чем дюжина других портретов хорошеньких девушек. — Он подошел к ней, засунув руки в карманы потертых брюк. — Но ты не просто красивая девушка — у тебя есть не только красота, но и характер, — и я хочу написать это.

— А все это не предлог, чтобы чаще видеться со мной? — напрямик поинтересовалась она.

— А если и так, неужели это плохо?

— Это было бы нечестно по отношению к тебе. Я уже не раз говорила тебе, Джон, что я…

— Не делай скоропалительных выводов, — со смехом перебил он и, притянув ее к себе, крепко обнял. — Конечно, я хочу видеть тебя каждый день, но я не стал бы рисовать твой портрет, если бы не испытывал в этом потребности. Твое лицо преследует меня, Джейн, и я должен запечатлеть его на холсте.

— Теперь мне будет трудно отказать тебе.

— Значит, согласна позировать?

Она кивнула, и он еще раз обнял ее и отпустил.

— Тогда мы начнем немедленно.

— Что ты хочешь, чтобы я надела?

— Ничего. — Заметив выражение ее лица, он рассмеялся. — Я имел в виду, дорогая, что твоя одежда не имеет значения. Меня интересует твое лицо. Все остальное придет позже.

Весь следующий месяц Джейн каждый день посещала коттедж, и вскоре им уже казалось, что они никогда и не расставались. Джон был единственным человеком, с кем она чувствовала себя совершенно свободно; она могла обсуждать прошлое без всякого смущения, не боясь, что он попытается заставить ее вернуться к Николасу.

Работа над портретом занимала почти все утро, а после ленча, который они устраивали либо в коттедже, либо в одном из маленьких местных кафе, где подавали свежих омаров, они исследовали окрестности на машине или пешком; а иногда просто сидели на узкой стене гавани за коттеджем, наблюдая, как чистят лодки, стоящие на песке.

Когда пронзительные весенние дни удлинились до мягких дней раннего лета, на Джейн снизошло спокойствие; исчезли последние следы тревоги, и она почувствовала невыразимое удовлетворение.

Случилось ли это благодаря постоянному присутствию Джона, его пониманию и сочувствию? Или она сама приняла неизбежное, придя к согласию с самой собой? Она не знала ответа, но ее философия, родившаяся в мучительные месяцы болезни, научила ее, что и не нужно его искать.

Портрет был готов только в середине мая. Джон не разрешал ей смотреть на него, но однажды утром, когда она пришла в коттедж, то увидела, что он сидит за столом в сером костюме вместо рабочей одежды. Она поняла, что их совместная идиллия закончилась, и, как ребенок, у которого отобрали игрушку, почувствовала себя расстроенной и сердитой.

— Сегодня ты не будешь рисовать, Джон?

— Я закончил.

— Наверное, ты закончил все свои дела здесь? Теперь возвращаешься в Лондон?